корпоративные штаб-квартиры нашей эпохи. Отреставрированное здание Ferry Building в Сан-Франциско - подлинное исключение, подтверждающее правило: оно является истинной конечной точкой трансконтинентальной железной дороги, которая проходила на противоположном берегу залива в Окленде, где паромные лодки собирали пассажиров для последнего пути через воду в сказочный город мирового класса, который теперь является получателем богатств Стэнфорда и кремния и который принято считать второй калифорнийской золотой лихорадкой.
Лиланда Стэнфорда как ключевой фигуры железнодорожного предприятия несомненна. Трансконтинентальная дорога "мрачно энергичной" группы Стэнфорда была, конечно, не единственной железнодорожной системой, но она была и остается хребтом сети железных и стальных дорог, которые в значительной степени обеспечили намертво связать нацию воедино, сначала из-за Гражданской войны, а затем для индустриальной эпохи. Железная дорога, как и вся жизнь Стэнфорда, была часто небрежной, коррумпированной и противоречивой. Это, как и в случае со Стэнфордом, лишь подчеркивает важность знания и попытки понять его жизненно важную роль, которая так часто теряется из-за демонизации или прославления. Об этом хорошо сказал выдающийся историк Роберт Фогель, который сетовал на прославленный образ железнодорожной отрасли, ее пропагандисты допускали лишь незначительные изъяны в героическом повествовании: "Однажды сформированные мифы - крепкие вещи", - писал Фогель, неявно осуждая создателей мифов. "Они могут противостоять выводам дюжины документально подтвержденных исследований". Chapters on the History of the Southern Pacific, называя квартет "грубыми, энергичными и хваткими людьми", описывая их как "узких в видении, необразованных и неопытных в деталях работы железной дороги".
Если один человек может олицетворять эпическую историческую эволюцию аграрной, подростковой Америки в индустриальную, мировую державу США, то лучшего аватара, чем Лиланд Стэнфорд, не найти. Родившийся в баре вдоль новорожденного канала Эри и первой железной дороги, ознаменовавшей вступление Америки в индустриальную эпоху; главный предприниматель, создавший главную пружину становления нации как мировой державы; испустивший последний вздох в созданном им университетском городке, который спустя поколение стал местом рождения и инкубатором силиконовой эры - этих фактов достаточно, чтобы рассказать историю Лиланда Стэнфорда во время поездки в лифте. Если не говорить слишком тонко, то размышления о почти роковом предвестии прародителя Кремниевой долины не лишены смысла: финансовый, политический, культурный и экологический хаос, вызванный каналом Эри и железной дорогой Мохаук и Гудзон в годы его юности, и сопоставимые потрясения, вызванные предприятием Стэнфорда; совпадение предательств, связанных с библейским именем Амаса, данным Стэнфорду, и его вероломными драмами с Коллисом Хантингтоном; скрепление нации железными рельсами Стэнфорда и сегодняшним Интернетом.
Пожар, случившийся поздней зимой 1852 года в Порт-Вашингтоне, штат Висконсин, сжег гораздо больше, чем квадратный квартал захудалой северной деревушки, офис сельского адвоката и все, что там сколотил Стэнфорд.
Она практически испепелила его прошлое и помогла положить конец образу жизни, который Америка больше не увидит. Тот ледяной, огненный день расчистил площадку для первого смелого, пусть и мучительного шага Лиланда Стэнфорда, который изменил образ жизни миллиардов людей.
В одном из тех удивительных завещаний, которые даются некоторым, писатель XIX века Генри Джордж каким-то образом уловил не только смысл своего времени, но и будущее, прочертив дугу его стремительного поворота. Хотя его статья была написана за год до того, как последний колышек был вбит в пустынную грязь Промонтори Саммит, и называлась "Что принесет нам железная дорога", большая ее часть остается предвидением, которое сразу же узнает любой настоящий калифорниец, как и миллионы других американцев, которые сейчас находятся под теми же чарами. Суть ее такова:
Новая эра, в которую наш штат вот-вот вступит - а может быть, правильнее сказать, уже вступил, - это, без сомнения, эра стабильного, быстрого и значительного роста; большого увеличения населения и огромного увеличения итогов в списках асессоров. И все же мы не можем надеяться избежать великого закона компенсации, который требует некоторой потери за каждое приобретение.
Мы представляем, что если бы гений Калифорнии, которого мы изображаем на щите нашего штата, действительно был разумным существом, он бы не смотрел в будущее без сожаления. Калифорния новой эры будет больше, богаче, могущественнее, чем Калифорния прошлого; но будет ли она все той же Калифорнией, которую ее приемные дети, собранные со всех концов света, любят больше, чем свои родные земли; из которой все, кто жил в ее пределах, гордятся своим градом; в которую все, кто ее знал, хотят вернуться? У нее будет больше людей; но будет ли среди них так много полноценных, настоящих мужчин? У нее будет больше богатства, но будет ли оно распределено так равномерно?
Убожество и нищета; так мало той беспросветной, безнадежной бедности, которая леденит и сковывает души людей, превращая их в скотов?
Нет: мощное очарование Калифорнии, которое чувствуют все, но анализируют лишь немногие, в большей степени заключалось в характере, привычках и образе мыслей ее жителей, вызванных особыми условиями молодого штата, чем в чем-либо еще. В Калифорнии был определенный космополитизм, определенная свобода и широта общих мыслей и чувств, естественные для сообщества, созданного из столь разных источников, в которое каждый мужчина и каждая женщина в той или иной степени были пересажены путешественниками, с более или менее изжитыми предрассудками и привычками. Затем появилось чувство личной независимости и равенства, общая надежда и уверенность в себе, а также определенная широта души и открытость, порожденные сравнительной равномерностью распределения собственности, высоким уровнем заработной платы и комфорта, а также скрытым чувством каждого, что он может "устроить забастовку" и уж точно не сможет долго оставаться в тени.
Характеристики основного бизнеса - майнинга - придавали окраску всем мыслям и чувствам калифорнийцев. Это способствовало развитию безрассудного, щедрого, независимого духа, с сильной склонностью "рисковать" и "доверять удаче".
Прошло не так уж много времени с того момента, как Лиланд Стэнфорд испустил последний вздох, а Кремниевая долина - первый. Эти два понятия неразрывно связаны друг с другом.
Уже в 1930-х годах - спустя всего одно поколение после смерти основателей Стэнфордского университета - инженеры-электрики, такие как Рассел Вариан, получивший степень магистра в Стэнфорде в 1927 году, и его братья, добились успеха в совмещении университетского наследия механических искусств с промышленностью и правительством, чего очень хотел бы Леланд Стэнфорд. Сразу после Второй мировой войны декан инженерного факультета университета Фредерик Эммонс Терман, проникнувшись философией наставников, как Ванневар Буш вывел эту концепцию на качественно новый уровень. "Главное было превратить идеи в технологии", - отмечается в одной из историй Кремниевой долины. И "главным в плане Термена было то, что университет станет центром технического сообщества, обеспечивающим инновации, обучение и руководство". Это был, по словам двух других ранних летописцев Кремниевой долины, "технологический сарай
